Хозяин Соколиного гребня - Страница 70

– О боги, я жалею, что все так вышло. Я сделал тебе больно, да, Чесса? Но я не мог иначе, правда не мог. Ты понимаешь меня? Ты меня простишь? Я вел себя неуклюже, как зеленый юнец, и мне очень, очень жаль. Я вовсе не хотел брать тебя таким образом, во всяком случае в первый раз. Наверное, тебе было противно, да? Скажи, я стал тебе противен из-за того, что причинил тебе боль?

Чесса купалась в ощущении его близости, его нераздельности с ней. Он целовал ее, говорил с ней…

– Ты задаешь слишком много вопросов, Клив, – ответила она. – Давай оставим их на потом.

Он снова лег на нее всем телом, и она почувствовала, что вовсе не хочет, чтобы он сменил позу. Его живот прижимался к ее животу, его мужская плоть все еще оставалась внутри ее лона.

– Знаешь, как я себя сейчас чувствую? – прошептал Клив. – Нет, конечно, не знаешь. – Он лег рядом и, приподнявшись на локте, посмотрел на нее. – Я чувствую, что из меня получился никудышный муж. Прости меня, Чесса.

– Это всегда происходит так?

– Как?

Она подняла руку и нежно провела пальцами по его подбородку, губам, носу.

– Ты всегда будешь обходиться с моим телом, как в этот раз? Как будто все оно принадлежит тебе и ты вправе делать с ним все, что захочешь? Ты будешь делать со мною все, что тебе угодно, и причинять мне боль?

Он прикусил кончик ее пальца.

– Это обоюдно, Чесса. Ты тоже можешь делать с моим телом все, что захочешь. А боли я тебе больше никогда не причиню, Она не поверила ему, но ничего не сказала.

– Но я же ничего не знаю и не умею, – вдруг жалобно воскликнула она и, схватив за уши, резко притянула к себе его голову и впилась в его губы. Он засмеялся, но смех тут же перешел в стон. Чесса запустила свой язык в его рот, не вполне сознавая, что делает, не думая ни о том, какие чувства испытывает при этом он, ни о том, что почувствует она сама.

Его язык коснулся ее языка, и она ощутила такое острое наслаждение, что едва сумела выговорить:

– Как хорошо…

– Да, – пробормотал он и не отрывался от ее губ, пока она не придвинулась к нему совсем близко, и ее руки не начали ласкать его спину, грудь, все его тело, кроме живота и паха. Он проговорил, покусывая ее ухо:

– Дотронься до меня там, Чесса, ну же, дотронься.

Она знала, где он хочет ощутить прикосновение ее руки, знала, но не была до конца уверена. Когда она осторожно дотронулась до его мужской плоти, та была горячая и влажная, и Чесса вдруг осознала, что они оба сделали ее такой, и отдернула пальцы. Он опять застонал.

Потом она снова сомкнула пальцы вокруг его плоти и поцеловала его в губы. Они были теплыми и отдавали медом и пивом и вкусом ее собственной сокровенной плоти. Горячий жезл из плоти и крови был твердым и напряженным под ее пальцами. Это было волшебное ощущение. Внезапно Чесса вновь ощутила приятную тупую боль внизу живота и в грудях: это было так непривычно и сладко, когда он целовал ее груди! Тогда он почти сразу же перестал. Сейчас ей хотелось, чтобы он сделал это еще раз.

– Клив…

Он поцеловал ее в уголок губ, и его рука бессильно остановилась на ее бедре, а мужская плоть обмякла и выскользнула из ее пальцев.

– Клив?

Он что-то промычал и перекатился на спину. Чесса рывком приподнялась и вгляделась в его лицо. Он спал. Ей захотелось ударить его, но вместо этого она легко-легко поцеловала его в губы, потом задула фитиль.

– Ну, что ж, – сказала она, глядя в темноту, – вот все и началось. Не ахти какое, а все-таки начало.

* * *

Комнату заполнял смутный серый свет утренней зари. Чесса вдруг вскрикнула от боли и внезапно пробудилась. Она вспомнила, что вчера вечером вышла замуж, вспомнила все. Между ногами; ныло и было липко. А в ребра вдруг вновь ударила острая боль.

Она тряхнула головой, чтобы прогнать остатки сна, и увидела, что между нею и Кливом лежит Кири и упирается худым локтем прямо ей в бок. Так вот кто дважды так больно ткнул ее!

Чесса и Клив лежали на разных сторонах кровати, а между ними навзничь умостилась Кири, широко раскинув руки и ноги. Ей явно что-то снилось и она беспокойно металась, время от времени дергая локтем.

– Ну уж нет, – твердо сказала Чесса и прижала руку девочки к ее боку.

– Клив, просыпайся. У нас здесь гостья. Клив проснулся мгновенно – к этому его приучил его первый хозяин, торговавший мехами и красивыми мальчиками. К счастью, Клива он посчитал тогда слишком маленьким, чтобы продать его, как остальных, и вместо этого оставил его при магазине, чтобы тот считал и сортировал меха.

Взглянув на недовольное лицо жены, потом на свою маленькую дочку, Клив застонал.

– Отец, – сказала Кири, зевая. – Ты обнимал ее ужас как крепко. Мне пришлось очень долго протискиваться между вами.

Клив опять застонал и спросонок упал с кровати. Когда он открыл глаза, его дочь и жена стояли на четвереньках на краю кровати и смотрели на него сверху вниз во все глаза.

– Отец, – удивленно проговорила Кири, – на тебе нет никакой одежды.

Чесса кинула ему шерстяное одеяло и втащила Кири обратно на середину кровати.

– Радость моя, что ты здесь делаешь? Ты не могла заснуть?

Кири улыбнулась и выскользнула из объятий Чессы, – Керзог! – позвала она. – Ты был прав. Иди сюда, Керзог. Нет, постой, я пойду с тобой.

– В чем был прав этот треклятый пес? – недоуменно пробормотал Клив, забираясь обратно под одеяло.

– Лично я боюсь узнать ответ, – шепнула Чесса и прижалась к мужу.

– Нет, – твердо сказал он. – Не дотрагивайся до меня, Чесса, и вообще держись подальше. У тебя внутри рана, и я не стану брать тебя вновь, пока там все не заживет.